Новая книга Рината Валиуллина «Легкомыслие» расскажет о лихорадке, которая порой толкает на страшные ошибки. Что значит быть другой женщиной, той самой, к которой так спешат чужие мужья? Как вжиться в роль для театральной постановки, но при этом не потерять голову в реальной жизни? Пронизанный корридой чувств роман раскрывает множество любовных тем, по одной - словно матрешка раскрывает свою суть. И самое интересное, конечно, в конце. Как зависимость, неважно, любовного или медицинского характера, пожирает душу и тело человека, так роман стремится поглотить читателей, задев за живое тех, кому близка тема любовных взаимоотношений.
Понять и прочувствовать роман будет совсем несложно - «Легкомыслие» подаётся легко и непринужденно, хоть и затрагивает довольно важные темы. Порой, можно уже подумать - ну не осталось тем о человеческих взаимоотношениях, которые не затронул какой-нибудь писатель. Но стоит лишь заглянуть в такие шедевры, как «Где валяются поцелуи», «В каждом молчании своя истерика» и т. д., и сразу становится ясно - в природе людских отношений ещё куча тайн и загадок, которые только предстоит раскрыть.
Основатель «сенсорной поэзии»
Ринат Валиуллин является не только известным писателем, но также филологом и поэтом. Десятки его книг признаны бестселлерами и продаются огромными тиражами. Но, чтобы проследить становление его особого стиля, нужно начать с первого сборника стихов автора - «Варварство». Именно в нём определены опорные точки уникальности. Расширение границ Слова и Языка, эмоциональная атмосфера для создания объёмных и сенсорных образов по традиции русских футуристов - всё это составляет термин «сенсорная поэзия», который ввёл Ринат Валиуллин. Благодаря такому уникальному стилю написания Валиуллин прославился короткими, но жизненными цитатами своих героев.
Ринат Валиуллин
Легкомыслие
Выход всегда есть.
Искренне ваша, Дверь
Клубок из сюжетных линий прежде чем образовать узор распадается на узелки, которые всегда последовательны. Лишь иногда они нарушают порядок, чтобы доставить суть романа в нужное время в нужное сердце.
Дождь капает, снег идет, время бежит. У Вселенной обычная утренняя зарядка. Мало того, что он постоянно сидел в ее голове, так иногда начинал бродить туда-сюда. Не было больше выхода, как налить ему бокал вина, чтобы он угомонился. В итоге вчера налила два. Благо, что сегодня суббота. Она встала с постели, потянулась, достала, достала всех.
* * *
Я шла по улице, дома останавливались, долго смотрели, потом отворачивались от меня и в конце концов отставали. Может, походка выдавала, что я немного волновалась, ища поддержки, вглядывалась в небо. У неба были серые глаза, и это успокаивало.
Добрый день, - сказала она в самые жабры домофона. - Мне нужен доктор Аурта.
Добрый день. Вы по какому вопросу?
По щепетильному.
По щепетильному? - переспросили жабры поставленным мужским голосом.
То есть мне нужна консультация. Я вам звонила две недели назад, может, помните?
Хорошо, заходите, - засвистел доброжелательно вход, будто зеленый на пешеходном переходе дал добро. «Не помнит», - отметила про себя девушка. Потянула тяжелую дверь за ручку.
Я провалилась в подъезд, дверь за спиной закрылась, и оставила на пороге всякие сомнения. Внутри дома было тихо, пахло сталинизмом, за стеклом сидела бабушка в очках и что-то плела, то ли сплетни, то ли интриги. Увидев меня, она еще сильнее прижалась губами к телефону и встала, в это время сдвинулся с места лифт. Показалось даже, что между лифтом и ее посадкой есть какая-то связь. Тяжелый, древний, он надвигался на первый этаж. Бабушка поправила стеклянные глаза и, ничего не сказав, села дальше плести свои кружева. Лифт сразу же остановился. «Прямая связь». Я поднялась по каменным ступеням. Лифт открылся, навстречу вышла та же самая бабка: «Вы к кому?» - «К доктору Аурта». - «Это второй этаж. Пешком вам будет ближе», - захлопнула она по-хозяйски его дверь. «Надо же? А пока молчала, была бабушкой». Ступени подняли меня на второй. Я остановилась напротив выдающейся двери под номером двадцать два, обитой черной кожей, и решительно позвонила. Через минуту замок тяжело захрустел суставами и открыл вид на мужчину в джинсах, рубашке и тапочках. «Неужели это доктор?»
Проходите, - успокоил он девушку одним только словом. - Администратор сегодня ушла раньше, сам в роли портье.
Мне кажется, одну из них я встретила, когда заходила в лифт.
Вы про этих двух милых сестричек?
Сестрички?
Старушки тоже бывают близнецами. Я, когда в первый раз их увидел, думал, что у меня раздвоение сознания. Потом привык. Им 180 на двоих.
Солидно, - начала осваивать обстановку девушка. Тяжелая массивная мебель провожала ее из гардероба, где она оставила свое пальто, в кабинет, стены которого были из шкафов с книгами, последние теснились в очереди за стеклом с одним желанием: «Отдамся в добрые руки». Стены из кирпича, стены из букв, я - стена, доктор - стена, с той лишь разницей, что он уже открыл мне дверь, а мою? Я пришла за тем, чтобы он помог мне ее открыть.
Присаживайтесь, - предложил психолог девушке место в большом кресле. Сам сел в другое, по диагонали, напротив. Хорошо, что стол остался сбоку и не мог нас разделять, иначе я непременно начала бы туда писать свои мысли. Дайте мне стол, и я найду, что туда написать.
Девушка играла в нерешительность. Было что-то нетронутое, несорванное в ее смуглом образе, будто пришла на съемки к Давиду Гамильтону, но не успела еще скинуть с себя теплое кремовое платье. Тот самый случай, когда образ еще не стал негативом.
Садитесь, чувствуйте себя как у меня, - указал Герман на кресло, стоящее у стола.
Только теперь девушка как смогла украсила вискозным кремом кожаное кресло. Кресло показалось ей без удобств.
Как вас зовут?
Кто? - ляпнула внезапно девушка, исследуя кресло пятой точкой. В кресле было неудобно, не кресло, а чужая тарелка, из которой ее скоро психолог должен был съесть. Даже ее 42-й размер никак не мог найти себе места. Наконец, она закинула одну ногу на другую, колени встали одно на другое, как звенья в одной цепи. Теперь руки, не найдя им место, положила сверху на колени. Закрылась.
Друзья - Саня, Саша, родители - Шура.
Очень приятно, Александра. Я - Герман Николаевич, для друзей - немец, для родителей - Гера.
А почему немец? - стала она усиленно искать его во мне, будто хотела увидеть срочно подтверждения в виде каски, свастики, Rammstein, на худой конец элегантного акцента.
Герман - Германия - немец.
Логично.
Вам что больше нравится?
Герман… Николаевич, - добавила она после паузы, рассматривая доктора. «Странный какой-то». У Саши не было большого опыта общения с психологами. Но доктора Аурта она представляла другим. Взрослого, в теле, в очках, с бородкой. В этом не было ничего похожего. «По крайней мере спокойный, но добрый», - заключила она про себя.
Можно просто Герман, для экономии слов.
Хорошо, Герман. Шла к вам долгих две недели, - в собрании сочинений заинтересовали Шуру часы на стене.
Разве это долго? Две недели - это всего две субботы.
Вы все субботами меряете?
Не я, все так живут.
А для меня это вечность, - все еще не могла оторваться от часов Саша. Собственно это была рама от картины, в которую вставили цифры и стрелки. Оригинальности добавляло то, что рама была вытянутой, словно панорамный снимок… времени.
Это потому что вы думали об этом постоянно.
Это правда. И еще - о вашем слогане, он никак не выходил из головы:
«Выход всегда есть. Искренне ваша дверь».
Неплохо, - удивленно натянул бровь как тетиву доктор, будто хотел стрельнуть взглядом на поражение.
Вы сами это придумали? - увернулась от выстрела Саша.
Нет, дверь.
Вы смешной.
Да, бывает, а вы… по какому вопросу? - снова попытался смутить пациентку доктор.
Я тоже смешная, но вопрос сложный. Я даже не знаю, с чего начать, - на мгновение приоткрыла замок, но тут же снова захлопнула и вернула ладони на свое колено Александра. - А теперь он мне показался еще сложнее.
Вы совсем не похожи на психолога.
А на кого я похож?
Самое большее на педиатра. Взгляд слишком добрый, хоть вы и пытаетесь быть серьезным. Прямо не удивлюсь, если вы мне сейчас дадите игрушку, чтобы я вела себя тихо. Чтобы не заплакала.
Это можно, только накину жилетку, - сделал вид, что поднимается Герман.
Давайте без спецодежды, - засмеялась пациентка.
Чем серьезнее я отношусь к миру, тем несерьезнее к себе. Игрушек, правда, нет. Могу дать четки, взял он их со стола и показал Саше.
Что с ними делать?
Перебирать.
Боюсь, это будет перебор. Если я начну перебирать все свои проблемы, у меня денег не хватит на следующий визит.
Смуглая кожа, темные волосы, широкие плечи, худые впадины над ключицами и едва уловимый аромат симпатии. Лицо, да, пожалуй, что лицо. Что-то с ним было не так, большие томные глаза. Два черных солнца садилась в белые моря. Глаза внушали доверие, встретить которое - большая редкость сегодня.
Так что вас ко мне привело?
Я изменяю мужу.
Хо-ро-шо, - растянул Герман «только начнешь доверять человеку».
В кабинете повисла пауза, в которую уместилась целая сцена. Герман представил, как Шура возвращается домой.
Легкомыслие Ринат Валиуллин
(Пока оценок нет)
Название: Легкомыслие
О книге «Легкомыслие» Ринат Валиуллин
Ринат Валиуллин — один из наиболее востребованных современных писателей. Его книги растаскивают на цитаты, а их автора считают основателем нового тренда в литературе. Он ввел термин “сенсорная поэзия” — иначе никак не назовешь его проникновенные и пронзительные творения. Начиная читать произведения Рината, тонешь в словесных переливах, живых и точных метафорах и эпитетах. Его слог бьет прямо в цель, но делает это изящно и со вкусом.
Роман “Легкомыслие” — это философская сага о чувствах мужчины и женщины. Главная героиня повествования Александра — актриса. Она получает роль любовницы, однако перед ней ставят одно условие: отрепетировать эту роль в реальной жизни, вместе с режиссером-постановщиком. Женщина испытывает очень смешанные эмоции: желание сыграть на сцене — это не просто самовыражение, но и приближение к мечте. Где в этой истории истинные чувства, а где — всего лишь актерская игра — не так-то легко определить. Ринат Валиуллин — мастер жонглировать чувствами своих героев и смешивать их с другими литературными “ингредиентами” — в итоге художественное “блюдо” получается очень изысканным и ароматным, многослойным и приправленным острой “перчинкой”.
Данное произведение отличается петляющей сюжетной линией, глубокой чувственностью персонажей и волшебной атмосферностью. Ринат Валиуллин погружает читателя в колоритную и романтичную Испанию, где можно всей душой “прощупать” самую большую трагедию любви — быть любовницей. Что чувствует женщина, которая вынуждена делить свою любовь пополам? Как отличить истинные чувства от их подделки? Может ли любовь приносить страдания и наслаждение одновременно?
Книга “Легкомыслие” напоминает матрешку: одни события цепляются за другие, и вот перед читателем — уже новая история, которая скрывалась в тени предыдущей. В этой жаркой эпопее не только бурлят испанские страсти, но и находится место философским размышлениям о смысле жизни, о роли искусства и творческих муках, о новых гранях взаимоотношений мужчин и женщин. Это произведение с уверенностью можно назвать сборником афоризмов. Каждая фраза — не просто жизненная, емкая и глубокая, но и очень красиво оформленная в художественном плане. Многие изречения сразу врезаются в память, их хочется постоянно вспоминать и бесконечно цитировать. Подобные книги нужно не просто читать — ими следует наслаждаться, пропуская через сердце и разум.
На нашем сайте о книгах lifeinbooks.net вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Легкомыслие» Ринат Валиуллин в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.
В нем актрисе предстоит сделать нелегкий выбор, прежде чем коротенькое слово «да» перевернет всю ее жизнь, незаметно поменяв местами две эти буквы.
Книга выходит в издательстве «АСТ».
Иллюстрация предоставлена издательством
Дождь капает, снег идет, время бежит. У вселенной обычная утренняя зарядка.
Мало того, что он постоянно сидел в ее голове, так иногда начинал бродить туда-сюда. Не было больше выхода, как налить ему бокал вина, чтобы он угомонился. В итоге вчера налила два. Благо, что сегодня суббота. Она встала с постели, потянулась, достала, достала всех.
Я шла по улице, дома останавливались, долго смотрели, потом отворачивались от меня и, в конце концов, отставали. Может походка выдавала, что я немного волновалась, ища поддержки, вглядывалась в небо. У неба были серые глаза, и это успокаивало.
Я работаю сейчас над одним спектаклем, точнее сказать, хочу получить главную роль. В общем-то вопрос решенный. Есть только одно но. Вопрос чести.
С главным режиссером.
Стать любовницей? - начал перебирать четки Герман. Будто это был стартер, который медленно начал крутить ремень ГРМ, запуская мыслительный процесс.
Театр начинается с вешалки или искусство требует жертв?
Нет, не то что бы он мне не нравится. Вообще для театра и кино - это вроде как само собой разумеющееся, если ты не звезда, а только хочешь ею стать.
«Электрики! Ходят тут и зажигают звезды», - отметил про себя режиссерскую работу Герман.
«Мы говорим о мечте, подразумеваем карьеру, мы говорим о любви, подразумеваем койку, мы говорим о счастье, подразумеваем достаток. Потом понимаем, что все это подделка, китайская штамповка для массового потребителя. Настоящие мечты легкомысленней птиц, они могут вить гнезда прямо на звездах».
Что вы подумали, простите, я не расслышала?
Легкомыслие.
Вы считаете это легкомыслием?
В высшей степени, - завелся и вернул на место четки Герман.
«Было бы легкомыслием, пусти я его по первому половому признаку, войди он в меня и выйди. Это было бы легко, и мыслей потом никаких, только главная роль приятно оттопыривает карман» - молча дала лексический разбор слову Саша.
Нет, я не дура какая-нибудь, что пришла к вам за свои деньги, чтобы вы мне отпустили грехи. В этом случае я пошла бы в церковь. Я не та, на кого похожа сейчас, спокойная, смирная. И сердце мое порой так несется, будто хочет выскочить из груди за кого-то другого и жить там отдельно.
Сердце никогда не врет, но может заблуждаться. Давайте еще раз, по порядку.
«На чем я остановился? Мечты вьют гнезда на звездах, да. Но приходит это поздно, если приходит. Потому что некогда. Получаешь высшее, потом еще одно, а потом любовь одним поворотом головы делает из тебя глупца. Ну, вот, заглох».
Герман повторно взял со стола четки и начала их перебирать, подбирая нужное слово. Скоро пальцы его нашли. Иногда только моторика могла сдвинуть тишину с мертвой точки. Именно поэтому иногда он прописывал свои мысли от руки. Мелкая моторика нужна не только детям, чтобы раньше начать говорить, но и взрослым, чтобы просто начать. Но тишину сломала Саша, вслед за листочком она подала и голос:
Вот, все что получилось.
Герман взял кипу и посмотрел на рукопись.
Изучаете почерк?
Характер.
Ну и как характер?
Есть. И много. Ей достаточно легкого сквозняка, чтобы раздуть скандал. Со стороны этот пожар, в который она то и дело подбрасывает обиды и оскорбления, похож на конец отношений, на самом деле - для женщины это только повод обратить на себя внимание, повод, чтобы прижали покрепче, держали и не отпускали. Проверка связи.
Дело говоришь. Чего нет?
Лицемерия. Довольно странно для актрисы.
Этого у меня достаточно. Стоять у зеркала - уже лицемерие, не говоря уже о макияже перед спектаклем. Столько краски. Особенно если сказка.
Братья Гримм, - сострил Герман. Шура красиво рассмеялась. В комнате стало светлее.
Я вижу вам уже лучше. Как вы себя чувствуете?
Легко, только иногда усталость не дает взлететь, - все еще улыбалась Саша.
А в театре?
Как дома.
Хороший ответ. Врете?
Актрисы не врут, они играют. Иногда я чувствовала себя зрительским креслом, когда не шло, не игралось... Часто - подвешенным занавесом, декорацией, когда выступаешь на 3-х ролях, софитом, если на горизонте забрезжит главная роль, мечта хватала за руку настроение и тащила наверх. Сцена - это горизонт, приятно его достичь и пройтись.
Надоело играть на вторых ролях?
Еще бы. Вы даже не представляете насколько. Будто стоишь за занавесом, как за занавеской, пока кто-то занимается сексом на сцене с твоей мечтой.
После этих слов глаза Саши ушли от моих. Она впала в задумчивость. Герман понял, куда уносили Сашу мысли. «Слово „театр“ было решающим». Саша вспомнила свою обитель.
Театр был старинный, с родословной, с династиями артистов, скрещенных по всем законам жанра, так чтобы ни один отпрыск не пропал даром, ни одно зернышко не упало мимо сцены и дало какие -«никакие» плоды. Природа отдыхала на декорациях, зрители на креслах. Дух прошлого поселился в его драматических стенах. Это было видно по фотографиям великих лицедеев, провожавших зрителей в фас и в профиль, пока те шли от вешалки к залу.
Ринат Валиуллин
Легкомыслие
Выход всегда есть.
Искренне ваша, Дверь
Клубок из сюжетных линий прежде чем образовать узор распадается на узелки, которые всегда последовательны. Лишь иногда они нарушают порядок, чтобы доставить суть романа в нужное время в нужное сердце.
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
© Валиуллин Р.Р., 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Дождь капает, снег идет, время бежит. У Вселенной обычная утренняя зарядка. Мало того, что он постоянно сидел в ее голове, так иногда начинал бродить туда-сюда. Не было больше выхода, как налить ему бокал вина, чтобы он угомонился. В итоге вчера налила два. Благо, что сегодня суббота. Она встала с постели, потянулась, достала, достала всех.
* * *Я шла по улице, дома останавливались, долго смотрели, потом отворачивались от меня и в конце концов отставали. Может, походка выдавала, что я немного волновалась, ища поддержки, вглядывалась в небо. У неба были серые глаза, и это успокаивало.
– Добрый день, – сказала она в самые жабры домофона. – Мне нужен доктор Аурта.
– Добрый день. Вы по какому вопросу?
– По щепетильному.
– По щепетильному? – переспросили жабры поставленным мужским голосом.
– То есть мне нужна консультация. Я вам звонила две недели назад, может, помните?
– Хорошо, заходите, – засвистел доброжелательно вход, будто зеленый на пешеходном переходе дал добро. «Не помнит», – отметила про себя девушка. Потянула тяжелую дверь за ручку.
Я провалилась в подъезд, дверь за спиной закрылась, и оставила на пороге всякие сомнения. Внутри дома было тихо, пахло сталинизмом, за стеклом сидела бабушка в очках и что-то плела, то ли сплетни, то ли интриги. Увидев меня, она еще сильнее прижалась губами к телефону и встала, в это время сдвинулся с места лифт. Показалось даже, что между лифтом и ее посадкой есть какая-то связь. Тяжелый, древний, он надвигался на первый этаж. Бабушка поправила стеклянные глаза и, ничего не сказав, села дальше плести свои кружева. Лифт сразу же остановился. «Прямая связь». Я поднялась по каменным ступеням. Лифт открылся, навстречу вышла та же самая бабка: «Вы к кому?» – «К доктору Аурта». – «Это второй этаж. Пешком вам будет ближе», – захлопнула она по-хозяйски его дверь. «Надо же? А пока молчала, была бабушкой». Ступени подняли меня на второй. Я остановилась напротив выдающейся двери под номером двадцать два, обитой черной кожей, и решительно позвонила. Через минуту замок тяжело захрустел суставами и открыл вид на мужчину в джинсах, рубашке и тапочках. «Неужели это доктор?»
– Проходите, – успокоил он девушку одним только словом. – Администратор сегодня ушла раньше, сам в роли портье.
– Мне кажется, одну из них я встретила, когда заходила в лифт.
– Вы про этих двух милых сестричек?
– Сестрички?
– Старушки тоже бывают близнецами. Я, когда в первый раз их увидел, думал, что у меня раздвоение сознания. Потом привык. Им 180 на двоих.
– Солидно, – начала осваивать обстановку девушка. Тяжелая массивная мебель провожала ее из гардероба, где она оставила свое пальто, в кабинет, стены которого были из шкафов с книгами, последние теснились в очереди за стеклом с одним желанием: «Отдамся в добрые руки». Стены из кирпича, стены из букв, я – стена, доктор – стена, с той лишь разницей, что он уже открыл мне дверь, а мою? Я пришла за тем, чтобы он помог мне ее открыть.
– Присаживайтесь, – предложил психолог девушке место в большом кресле. Сам сел в другое, по диагонали, напротив. Хорошо, что стол остался сбоку и не мог нас разделять, иначе я непременно начала бы туда писать свои мысли. Дайте мне стол, и я найду, что туда написать.
Девушка играла в нерешительность. Было что-то нетронутое, несорванное в ее смуглом образе, будто пришла на съемки к Давиду Гамильтону, но не успела еще скинуть с себя теплое кремовое платье. Тот самый случай, когда образ еще не стал негативом.
– Садитесь, чувствуйте себя как у меня, – указал Герман на кресло, стоящее у стола.
Только теперь девушка как смогла украсила вискозным кремом кожаное кресло. Кресло показалось ей без удобств.
– Как вас зовут?
– Кто? – ляпнула внезапно девушка, исследуя кресло пятой точкой. В кресле было неудобно, не кресло, а чужая тарелка, из которой ее скоро психолог должен был съесть. Даже ее 42-й размер никак не мог найти себе места. Наконец, она закинула одну ногу на другую, колени встали одно на другое, как звенья в одной цепи. Теперь руки, не найдя им место, положила сверху на колени. Закрылась.
– Друзья.
– Друзья – Саня, Саша, родители – Шура.
– Очень приятно, Александра. Я – Герман Николаевич, для друзей – немец, для родителей – Гера.
– А почему немец? – стала она усиленно искать его во мне, будто хотела увидеть срочно подтверждения в виде каски, свастики, Rammstein, на худой конец элегантного акцента.
– Герман – Германия – немец.
– Логично.
– Вам что больше нравится?
– Герман… Николаевич, – добавила она после паузы, рассматривая доктора. «Странный какой-то». У Саши не было большого опыта общения с психологами. Но доктора Аурта она представляла другим. Взрослого, в теле, в очках, с бородкой. В этом не было ничего похожего. «По крайней мере спокойный, но добрый», – заключила она про себя.
– Можно просто Герман, для экономии слов.
– Хорошо, Герман. Шла к вам долгих две недели, – в собрании сочинений заинтересовали Шуру часы на стене.
– Разве это долго? Две недели – это всего две субботы.
– Вы все субботами меряете?
– Не я, все так живут.
– А для меня это вечность, – все еще не могла оторваться от часов Саша. Собственно это была рама от картины, в которую вставили цифры и стрелки. Оригинальности добавляло то, что рама была вытянутой, словно панорамный снимок… времени.
– Это потому что вы думали об этом постоянно.
– Это правда. И еще – о вашем слогане, он никак не выходил из головы:
«Выход всегда есть. Искренне ваша дверь».
– Неплохо, – удивленно натянул бровь как тетиву доктор, будто хотел стрельнуть взглядом на поражение.
– Вы сами это придумали? – увернулась от выстрела Саша.
– Нет, дверь.
– Вы смешной.
– Да, бывает, а вы… по какому вопросу? – снова попытался смутить пациентку доктор.
– Я тоже смешная, но вопрос сложный. Я даже не знаю, с чего начать, – на мгновение приоткрыла замок, но тут же снова захлопнула и вернула ладони на свое колено Александра. – А теперь он мне показался еще сложнее.
– Почему?
– Вы совсем не похожи на психолога.
– А на кого я похож?
– Самое большее на педиатра. Взгляд слишком добрый, хоть вы и пытаетесь быть серьезным. Прямо не удивлюсь, если вы мне сейчас дадите игрушку, чтобы я вела себя тихо. Чтобы не заплакала.
– Это можно, только накину жилетку, – сделал вид, что поднимается Герман.
– Давайте без спецодежды, – засмеялась пациентка.
– Чем серьезнее я отношусь к миру, тем несерьезнее к себе. Игрушек, правда, нет. Могу дать четки, взял он их со стола и показал Саше.
– Что с ними делать?
– Перебирать.
– Боюсь, это будет перебор. Если я начну перебирать все свои проблемы, у меня денег не хватит на следующий визит.
Смуглая кожа, темные волосы, широкие плечи, худые впадины над ключицами и едва уловимый аромат симпатии. Лицо, да, пожалуй, что лицо. Что-то с ним было не так, большие томные глаза. Два черных солнца садилась в белые моря. Глаза внушали доверие, встретить которое – большая редкость сегодня.
– Так что вас ко мне привело?
– Я изменяю мужу.
– Хо-ро-шо, – растянул Герман «только начнешь доверять человеку».
В кабинете повисла пауза, в которую уместилась целая сцена. Герман представил, как Шура возвращается домой.
Впервые Тино увидел ее на День города, когда она, маленькая принцесса, проехала рядом с его носом по центральной улице. Он сидел на плечах отца, которого теснила толпа зрителей на тротуаре, она – в открытой карете, с розовым бантом улыбалась прямо в него. Эта роза проткнула его душу, с первого взгляда взяла и превратилась в куст приятных воспоминаний и приятных грез. После этого он постоянно искал встречи с ней, будь то День города, Рождество или другой праздник, высматривал в полисаднике знати свою розу. Лишь через несколько лет, когда отец взял его на корриду, Тино нашел ее в бинокль в ложе для почетных гостей. Она выросла, расцвела, только роза уже на плече и красного цвета.
– Кого ты там высматриваешь?
– Это дочь герцога? – передал бинокль отцу и указал на трибуну напротив, щурясь от солнца, которое в этот день палило как никогда, как никогда в лицо, потому что трибуны в тени стоили бешеных денег.