Окна в сад были открыты всю ночь. А деревья раскидывались густой листвой возле самых окон, и на заре, когда в саду стало светло, птицы так чисто и звонко щебетали в кустах, что отдавалось в комнатах. Но еще воздух и молодая майская зелень в росе были холодны и матовы, а спальни дышали сном, теплом и покоем.
Дом не походил на дачный; это был обыкновенный деревенский дом, небольшой, но удобный и покойный. Петр Алексеевич Примо, архитектор, занимал его уже пятое лето. Сам он больше бывал в разъездах или в городе. На даче жила его жена, Наталья Борисовна, и младший сын, Гриша. Старший, Игнатий, только что кончивший курс в университете, так же, как и отец, появлялся на даче гостем: он уже служил.
В четыре часа в столовую вошла горничная. Сладко зевая, она переставляла мебель и шаркала половой щеткой. Потом она прошла через гостиную в комнату Гриши и поставила у кровати большие штиблеты на широкой подошве без каблука. Гриша открыл глаза.
– Гарпина! – сказал он баритоном. Гарпина остановилась в дверях.
– Чого? – спросила она шепотом.
– Поди сюда.
Гарпина покачала головой и вышла.
– Гарпина! – повторил Гриша.
– Та чого вам?
– Поди сюда… на минутку.
– Не пiду, хоч зарiжте!
Гриша подумал и крепко потянулся.
– Ну, пошла вон!
– Бариня загадали вчера спитать вас, чи поїдете у город?
– Казали, щоб не їздили, бо барин сьогоднi прыїдуть.
Гриша, не отвечая, одевался.
– Повотенце? – спросил он громко.
– Та на столi – он! Не збудiтъ бариню…
Заспанный, свежий и здоровый, в сером шелковом картузе, в широком костюме из легкой материи, Гриша вышел в гостиную, перекинул через плечо мохнатое полотенце, захватив стоявший в углу крокетный молоток, и, пройдя переднюю, отворил дверь на улицу, на пыльную дорогу.
Дачи в садах тянулись и направо и налево в одну линию. С горы открывался обширный вид на восток, на живописную низменность. Теперь все сверкало чистыми, яркими красками раннего утра. Синеватые леса темнели по долине; светлой, местами алой сталью блестела река в камышах и высокой луговой зелени; кое-где с зеркальной воды снимались и таяли полосы серебряного пара. А вдали широко и ясно разливался по небу оранжевый свет зари: солнце приближалось…
Легко и сильно шагая, Гриша спустился с горы и дошел по мокрой, глянцевитой и резко пахнущей сыростью траве до купальни. Там, в дощатом номере, странно озаренном матовым отсветом воды, он разделся и долго разглядывал свое стройное тело и гордо ставил свою красивую голову, чтобы походить на статуи римских юношей. Потом, слегка прищуривая серые глаза и посвистывая, вошел в свежую воду, выплыл из купальни и сильно взмахнул руками, увидав, что на горизонте чуть-чуть показавшееся солнце задрожало тонкой огнистой полоской. Белые гуси с металлически-звонкими криками, распустив крылья и шумно бороздя воду, тяжело шарахнулись в тростники. Широкие круги, плавно перекатываясь, закачались и пошли к реке…
Гриша перевернулся и увидал на берегу высокого мужика с русой бородою, с открытым лицом и ясным взглядом больших голубых глаз на выкате. Это был Каменский, «толстовец», как его называли на дачах.
– Вы придете сегодня? – крикнул Каменский, снимая картуз и вытирая лоб рукавом замашкой рубахи.
– Здравствуйте!.. Приду, – отозвался Гриша. – А вы куда, если не секрет?
Каменский с улыбкой взглянул исподлобья.
– Ведь вот люди! – сказал он важно и ласково. – Всё у них секреты!
Гриша подплыл к берегу и, стоя и качаясь по горло в воде, пробормотал:
– Ну, если хотите, не секрет… Я просто полюбопытствовал, почему вы меня спросили?
– А мне нужно побывать у знакомых.
– Да, так вы в город едете!
– Разве в город только ездят? – снова перебил Каменский. – И разве знакомые бывают только в городе?
– Конечно, нет. Только я не понимаю…
– Вот это верно. Я сказал, что буду и в городе и у знакомых – вот тут недалеко – на огородах.
– Так, значит, попоздней прийти?
– Да, попоздней.
– Тогда до свидания! – крикнул Гриша и подумал: «Правду говорит Игнатий – психопаты!» Но, отплывши, он опять обернулся и пристально посмотрел на высокую фигуру в мужицкой одежде, уходившую по тропинке вдоль реки.
На реке еще было прохладно и тихо. За лугами, в синеющей роще, куковала кукушка. У берега зашуршали камыши, и из них медленно выплыла лодка. Седенький старичок в очках и поломанной соломенной шляпе сидел в ней, рассматривая удочку. Он поднял ее и соображал что-то, лодка остановилась и вместе с ним, с его белой рубашкой и шляпой, отразилась в воде. А из купальни слышались крики, плеск и хохот. По гнущимся доскам бежали с берега, стуча сапогами, гимназисты, студенты в белых кителях, чиновники в парусинных рубашках…
Грише не хотелось возвращаться туда, и он стал нырять, раскрывать глаза в темно-зеленой воде, и его тело казалось ему чужим и странным, словно он глядел сквозь стекло. Караси и гольцы с удивленными глазками останавливались против него и вдруг таинственно юркали куда-то в темную и холодную глубину. Вода мягко, упруго сжимала и качала тело, и приятно было чувствовать под ногами жесткий песок и раковины… А наверху уже припекало. Теплая, неподвижная вода блестела кругом, как зеркало. С зеленых прибрежных лозин в серых сережках тихо плыл белый пух и тянуло запахом тины и рыбы.
Ровно час после купанья Гриша посвятил гимнастике. Сперва он подтягивался по канату и висел на трапеции в саду, потом в своей комнате становился в львиные позы, играя двухпудовыми гирями.
Со двора звонко и весело раздавалось кудахтанье кур. В доме еще стояла тишина светлого летнего утра. Гостиная соединялась со столовой аркой, а к столовой примыкала еще небольшая комната, вся наполненная пальмами и олеандрами в кадках и ярко озаренная янтарным солнечным светом. Канарейка возилась там в покачивающейся клетке, и слышно было, как иногда сыпались, четко падали на пол зерна семени. В большом трюмо, перед которым Гриша ворочал тяжестями, вся эта комната отражалась в усиленно-золотистом освещении с неестественно прозрачной зеленью широкой цветочной листвы.
Когда же Гриша вышел на балкон, сел за накрытый стол и, покачиваясь на передних ножках стула, стал, слегка расширяя ноздри, медленно пить молоко, в тишине дома раздался томный голос Натальи Борисовны:
– Гарпина!
«Какая скука! – подумал Гриша. – Каждый день начинается одним и тем же воззванием!»
– Гарпина! – повторила Наталья Борисовна нетерпеливее. – Гри-иша!
Гриша лениво поднялся с места.
– Ну, что тебе? – сказал он, входя в спальню.
Наталья Борисовна, полная женщина лет сорока, сидела на постели и, подняв руки, подкалывала темные густые волосы. Увидав сына, она недовольно повела плечом.
– Ах, какой ты, брат, невежа! – сказала она, смягчая слова улыбкой.
Гриша молча ждал. В комнате с опущенными шторами стоял пахучий полусумрак. На ночном столике возле свечки тикали часики и лежала развернутая книжка «Вестника Европы».
И она попросила достать из столика деньги, посмотреть, где записка – что взять в библиотеке, собрать журналы и позвать Гарпину.
– Гарпина сейчас едет в город, – сказала она, – не нужно ли тебе чего?… Нынче приедет отец и, вероятно, с ним Игнатий.
– Будь добра, поскорее! – перебил Гриша. – Ты ведь знаешь, что сейчас я должен идти к Каменскому.
– Ну, ты невозможен, наконец! – воскликнула Наталья Борисовна. – Я же тебе и хотела про это сказать… Ты, например, даже ничего не сообщил мне о нем…
– Ты сама его видела.
-И?- спросил Кирилл.
Петька ей сразу:
-Ты с ней был?
КОНЕЦ.
Регистрационный номер 0425433 выдан для произведения:
Глава четвёртая. Красивый букет.
Мы с Кириллом расположились у меня дома на кухне.
-Слушаю, что было дальше, - сказал мой напарник по раскопкам, отпивая маленькими глотками ледяную минеральную воду из запотевшего стакана.
-А дальше… Я подъехал к дому Нины и погудел три раза, а потом вылез из машины и открыл калитку. Навстречу мне из дома вышла наша знахарка в коротком летнем халатике, улыбающаяся и вся такая… очень стройная и великолепная. Русые волосы спадали на правое плечо уже не в виде косы, а просто свободной струёй. Я вынимаю из багажника корзину с рыбой, сплошь укрытой мокрым листом подорожника, и иду навстречу девушке.
Мы здороваемся, и Нина приглашает меня в дом.
-Вот, Нина, рыбки Вам привёз, -сказал я, показав девушке результаты наших рыболовецких промыслов: лежащую в корзине плотву и лещей.
-Ой, как её много-то! -весело воскликнула она, посмотрев в корзину. - Ну, спасибо, теперь засолю и завялю, будет чем с пивком побаловаться тёмными осенними вечерами. Ну, пойдёмте, угощу вас домашним квасом, расскажете, как вы тут в наших краях отдыхаете. Ваш Гриша идёт на поправку, я ему недавно сменила повязку, и он сейчас заснул. Будем будить?
-Нет-нет, не нужно! -поспешил ответить я.- Сон во многих случаях, тоже лечит.
Мы уселись с Ниной на открытой веранде за столик и стали пить прохладный светлый кисленький ржаной квас, который на такой жаре был как нельзя кстати. Нина рассказала, что рана у Гриши была очень глубокой, что пришлось ей немало повозиться с восстановлением структуры тканей, с мазями, и всем прочим, чтобы пошло заживление, не получилось заражение крови. У её покойной прабабушки были заготовлены сильные средства из корней болотных трав, и отваров сосновых почек, всё это и поспособствовало… Гриша уже может медленно ходить в туалет, опираясь на костыль и палочку, но пока всё же с трудом.
-Знаешь, Кирилл, она сидела передо мной, на некотором отдалении от стола, положив ножку на ножку, медленно тянула квас и смотрела на меня… ну, та-а-акими глазами, что в них невозможно было не прочесть сильнейший половой голод и тоску по нормальному мужчине. Понять её вполне было можно, одна ведь жила… Я лишь не понимаю идиотизм тех, кто утверждает, что любая женщина может спокойно перебороть этот «зуд» своей физиологии, низменный как бы, порочный позыв своей грешной плоти, и не впадать в «развратные» желания, отвлекаясь на благородное вышивание крестиком и поднятие петель нейлоновых чулочков. «Выключать» свою кипящую физиологию, особенно- женскую, наверное, могут лишь какие-нибудь особенные дамы -экстрасенсы. Это же какая энергия! Вон, у латинов с этим много проще. В Аргентине танго придумали, в Бразилии- самбу...
-Ты отвлекаешься, - с улыбкой сказал Кирилл.- Нина стала тебя соблазнять?
-Напрямую… я не сказал бы. Глазами -да, жгла и сверлила, во мне аж всё заиграло, но особых действий не следовало. Ты слушай, что дальше было.
-И?- спросил Кирилл.
-Чтобы увести разговор на нейтральную тему, я стал рассказывать ей о себе и своих друзьях. Ну, насчёт Гришки она уже была в курсе. А о Петре ей сообщил, что он тоже мужик серьёзный, руководит научным отделом крупной строительной фирмы, о себе - что, мол. тоже, то -есть, научный работник, и в свою очередь, попросил рассказать о себе. Она коротко поведала, что родилась и выросла в семье медработников, в небольшом городке дальнего Подмосковья, закончила медицинский колледж и стала работать в местной поликлинике, в лаборатории. А тут её прабабушка-знахарка стала слабеть, ей уже за сотню лет было, жила здесь одна… А у неё случился разлад с женихом. И решила Нина перебраться к старушке, поухаживать за ней, перенять навыки помощи деревенским природными средствами. Приехала, стала ухаживать, учиться знахарской науке, травы собирать, сушить, настаивать, снадобья готовить, отвары, мази. Ну, и лечить людей в округе, конечно. Её отец, ставший уже крупным известным хирургом, человек небедный, дочке высылает ежемесячное содержание, и, в общем всё у неё так… всё в норме. Селяне у неё все поголовно лечатся, причём, успешнее, чем в больничке, которую недавно закрыли. Со своим хозяйством она управляется, курочек держит, сад- огород, и на черта ей другая жизнь в наших цивильных «палестинах»? А вот мужчины, увы, нет… Да, и её взгляд при этом был очень горяч.
Мне от этого взгляда уже как-то не по себе, обращаю внимание на её красивые загорелые босые ножки и говорю:
-Успела красиво загореть, Ниночка! Наверное, вся такая золотистая?
-Да, конечно вся, а кто здесь мешает? - отвечает она. - Вокруг никого нет, лежи голая, под солнышком, да и лови загар. У меня в огороде раскладушка стоит, как выпадет свободная минутка среди дня, так разденусь, лягу и - вот уже вся «золотая». Двух- трёх дней достаточно, -добавляет девушка, и, нисколько не смущаясь, сдвигает подол халата высоко, почти до паха, до самых нескромных своих мест, показывая на ножках ровный загар. Потом оборачивается и ахает:
-Ой, а рыбу-то нужно убрать в морозилку! Я про неё и забыла. А то на жаре испортится. Поможешь мне отнести её на кухню?
Я подхватываю корзину и следом за Ниной иду из веранды в кухню. Там ставлю рыбу на пол. Присел на корточках перед корзиной и, подняв голову на Нину, спрашиваю:
-Сразу в морозильную камеру будем рыбку закладывать, или ты её сначала обмоешь? - задаю вопрос хозяйке.
-Здесь прохладно, - отвечает она. -Конечно, сначала промою водой, оставь, это я сама потом. -И, прислоняясь попой к краю стола, не спеша начинает расстёгивать пуговицы халатика. Расстегнула, полы в стороны раскинула, вижу: под халатиком у неё - ничего… Вид голого крепкого, загорелого девичьего тела «опалил» меня жарким пламенем. Изумительной красоты было её тело… струящаяся вниз тёмно-русая полоска волос под животиком… припухшие губки… в общем, Кира, это был полный отпад! Я поднимаюсь с корточек в рост, Нина сразу обнимает меня за шею, крепко прижимается всем телом, мы целуемся и, чувствую, что девушка уже начинает медленно опускаться спинкой на стол, увлекая меня на себя, чтобы нам лечь и… сам понимаешь. Ножкой сзади обняла, ремень брюк на себя потянула. Кровь мне бьёт в голову, я хватаю ладонью её между ног… крепко хватаю, уже и лобковую косточку чуствую… уже предвкушаю сладостные моменты единения, так сказать, Ин и Янь... И вдруг слышу за дверью кухни скип половиц и стук палки. Голову сразу обжигает мысль: «Гришка проснулся! Ё-ппэ-р-с-тэ!Сейчас сюда войдёт!..» и резко принимаю вертикальное положение. Нина тоже поднимается, достаёт ножками пола и начинает быстро застёгивать пуговицы халата, быстро шепчет мне:
-Присядь над корзиной! Быстрее! - Короче, «изображаем конспирацию». Тут дверь открывается и в кухне показывается лохматая голова Григория, физиономия заросла густой чёрной щетиной. Он в одних трусах, опирается на костыль и палку. Улыбается и говорит:
-Ух ты, у нас гости? Привет, Костян! Навестить приехал?
Я что-то бормочу в ответ, пытаясь на лице изобразить радостную улыбку, а Нина быстро берёт себя в руки и говорит больному:
-Да, беспокоятся твои друзья о тебе, Гриша. Рыбы нам наловили. Ты в туалет? Давай, осторожнее только, мы сейчас с Костей рыбины в морозилку выложим и будем ждать тебя в твоей комнате.
Ну, что дальше рассказывать? Мы Грише помогли снова улечься, посидели, поговорили, и я засобирался обратно, к Петру в дом. Нина вышла на веранду меня провожать. Я спросил её, когда нам будет можно приехать его забрать, если он уже может ходить, ведь парень тоже хочет рыбачить. Нина посмотрела на, висевший на стене календарь, подумала и ответила:
-Дней так через пять, не раньше. Вы же пока не собираетесь домой уезжать? - И назвала число, когда можно будет нам с Петром за нашим другом приехать. Я ответил, что приедем, и обязательно отметим Гришкино исцеление с вином, песнями и свистоплясками. Нина улыбнулась, назвала меня юмористом и вдруг добавила с жаром в голосе:
-Ну, давай хоть поцелуемся, если… пока не получилось! -И быстро обняла меня, прижала к себе с силой и ах… начали мы с ней целоваться! А наши руки… они вообще с ума сошли! Я, помню, ей халат поднял до самой шеи, всё тискал, тискал, ласкал, мял её тело, как и она моё. Под халатом ведь у неё ничего не было... Еле оторвались друг от друга, и я, нетвердо шагая, от всех таких впечатлений, пошёл к машине.
-Твой Петя, небось, слюной изошёл, когда ты ему отчитался о визите? -с любопытством спросил Кирилл
-Нет, я ему много не рассказывал. Зачем? Доложил, что навестил, что Гриша поправляется, рассказал ему о Нине, как она сюда попала и заменила на деревне покойную знахарку.
-А потом, через пять дней, был банкет? -снова спросил Кирилл.
-Да. Я, перед тем, как ехать за Гришей, у его соседки, старушки, попросил букет цветов для Нины, в благодарность за её старания. Бабулька с радостью мне нарезала со своего цветника розочек, и получился неплохой букет - они все там Нину очень уважают за помощь и доброту. Там в деревне остались одни старики, молодёжь вся разъехалась, кто куда. Мы взяли с собой кое-что из своих съестных припасов, вяленой рыбки, а их спиртного в местном магазине купили только пару бутылей шампанского, потому что побоялись нарваться на палёную водку и коньяка и травануться. Приезжаем. Нина уже на веранде стол накрывает, наблюдаем, что её пациент уже более-менее без палки ковыляет, хотя прихрамывает. Нина розам очень обрадовалась, чмокнула нас в щёчки, а потом нам с Петькой говорит:
-Я думала, что вы пораньше приедете, баньку истопила, а сейчас там вода уже приостыла. Но всё равно, не хотите помыться? Попарится не получится, а просто помыться сможете. Ступайте, освежитесь, а я пока на стол соберу.
Мы пошли, помылись, возвращаемся, а на столе уже - полный антураж: жареные куры, рыба, салаты, картошечка, и ещё много чего. Гришаня помогает ей тарелки расставлять. Мы достаём шампанское, ставим на стол, и тут Нина удивляется:
-У нас будет только одно шампанское? А под такую закуску ничего по -крепче не купили?
-Так водку здесь у вас опасно брать. Небось палёная, ацетоном разбавленная, -отвечаем мы. Чтоб ты уже нас всех лечила?
-Ну, ладно, шампанское - так шампанское,- говорит она, пожав плечами, а сама, вижу, как-то хитро улыбается. - Садимся! - приглашает хозяйка.
Сели, выпили по стакану шампанского, закусили курятинкой. Вскоре Нина встаёт и через минуту приносит на стол большой четырёхгранный штоф, примерно на литр, приятного золотистого цвета. Поясняет нам:
-Это очищенная самогоночка, настоенная на зверобое. Градусов под шестьдесят будет, но пьётся легко. Попробуем?
Мы как жахнули по полстакана этого напитка, так у нас троих- глаза в кучку! Так «захорошели»- описать нельзя. Загалдели, зашумели, полезли Нину в губки целовать, благодарить за успешное лечение. Она-то сама выпила немного, чуть пригубила. Но захмелела. А когда Петька Грише стал увлечённо рассказывать, как мы рыбу ловили, да как удочки закидывали, да как подсекали, да какую большую таскали, Нина мне тихо сжала руку выше локтя и прошептала:
-Пошли… Пусть они беседуют, а мы сходим кой-куда. - И кивает мне, чтобы я шёл за ней в дом. Я быстро поднялся, не привлекая особого внимания моих ребят, и пошли мы с Ниной в её спальню. Миленькая такая прохладная комнатка. А там… Нина быстро разделась, помогла мне раздеться и легла, потянув меня на себя. Прошептала мне:
-Чистенький, вымытый, иди ко мне…натосковалась я без мужчины!
И получилось у нас, Кирилл… всё очень замечательно, подробности, думаю, тебе не нужны. Мы недолго с ней пробыли в спальне, не одни же были в доме, в доме, но «французский поцелуй» она мне всё же успела сделать… такой сладкий!
-Современная женщина сегодня без этого пикантного элемента в сексе не обходится,- усмехнулся Кирилл. - И как среагировали на ваше исчезновение твои друзья?
-Мы вернулись, и они по хмельному делу нам сразу вопрос в лоб:
-Куда это вы ходили?- Нина ответила:
-Я… Косте фотографии покойной бабушки показывала, пока вы с Гришей про рыбалку судачили.
Петька ей сразу:
-Ой, а мне те фотки посмотреть можно?
-Пошли! - говорит девушка невозмутимым тоном, и они с Петром тут же исчезают. А мы с Гришаней сели продолжать пить-есть-закусывать.. Конечно, оба догадались, чем занимаются Петя с Ниной. Я Гришку спрашиваю:
-Ты с ней был?
-Был, -ответил он. - Но, знаешь… я понял, что особенно её не впечатлил. Тем более, что нога была в бандаже… И вообще, я наверное, не герой её романа. Может, вы с Петькой окажетесь больше в её вкусе.
Короче, Кирилл, вот так и получилось у нас в «домике в деревне». Хмель всех раскрутил, и Нина, грешным делом, пригласила к себе в спальню уже нас с Петей. То-есть были уже… втроём. Да и не раз. Погуляли, короче. Танго в троём, да в таких вариациях - мама не горюй! А ты говоришь!
-Да… У разных женщин могут быть разные предпочтения, - ответил Кирилл. - Похоже, её долгое женское одиночество сыграло не последнюю роль в вашем хмельном «дивертисменте». А,с другой стороны, кому что вы были должны? Умная женщина с нестандартным, незашоренным мышлением имеет право на свои предпочтения, что, когда и с кем ей хочется.
-Именно так! -ответил я и мы оба рассмеялись.
-И часто потом вы с Петром навещали вашу целительницу?
-Да раза три потом было точно. И каждый раз привозили девушке букет красивых цветочков. А Григорий с успехом навёрстывал в рыбалке упущенное время.
-Кавалеры вы, однако, -сказал Кирилл, почесав бровь, и мы снова рассмеялись.